Пропавшие - Страница 82

Потом Дарби вспомнила, что Эван рассказывал, как следил за домом Грэйди. Эван знал, что Бойль в доме. И Эван видел пожар.

— Он велел мне идти домой и ждать звонка, — сказала мать. — Он сказал, что если я кому-нибудь об этом расскажу, то попаду в тюрьму. Он приказал мне выйти через подвал. О пожаре я узнала только на следующее утро. Он позвонил мне через два дня и сказал, что «позаботился» о Грэйди. Но пожар уничтожил большую часть улик. Он сказал, что кое-что придумал, чтобы уберечь меня от тюрьмы. Сказал, что нашел улики, но их должна была забрать я, потому что сам он занят расследованием этого дела. Улики были закопаны в лесу. Он дал мне координаты и велел взять их и отнести домой. А он потом заберет их. Он не сказал, какого рода улики там были. Он повторял, чтобы я не нервничала. Он говорил, что понимает, почему я убила Грэйди. Я пошла туда рано утром, захватив садовые перчатки и лопатку. Я нашла коричневый бумажный пакет, до отказа набитый женскими вещами, и фотографию.

— Ту, что я тебе показала?

Шейла кивнула. У нее дрожали губы.

— Ты знаешь, как ее зовут? — спросила Дарби.

— Он не сказал.

— Что еще ты там нашла?

Что-то нехорошее сквозило во взгляде Шейлы. Что-то, от чего хотелось бежать подальше.

— Это было… — Голос Дарби дрогнул. Она нервно сглотнула. — Ты нашла Мелани?

— Да.

У Дарби было такое чувство, что ее режут на кусочки.

— Я видела только ее лицо, — сказала Шейла сдавленным голосом, как будто каждое слово было обмотано колючей проволокой. — Сумка лежала у Мел на лице.

Дарби открыла рот, но так и не смогла ничего произнести.

Шейла не выдержала:

— Я не знала, что делать, поэтому просто закопала ее и вернулась домой. Он позвонил мне следующим утром, и я рассказала ему о Мелани. Для него это не было новостью. Он посоветовал мне заглянуть в почтовый ящик. Там в запечатанном конверте лежала видеокассета. Он велел мне посмотреть кассету, а потом рассказать, что я там увидела. На кассете была я… И то, как я копала в лесу яму.

У Дарби голова шла кругом, перед глазами все плыло.

— Там же лежали фотографии, на которых была изображена ты в гостях у тети с дядей. Он пригрозил, что если я расскажу кому-нибудь о случившемся или о том, что видела в лесу, то он отправит пленку в ФБР. И сказал, что убьет тебя, как только я окажусь в тюрьме. И я ему поверила! Он уже пытался забрать тебя у меня, и я не могла допустить… Я не могла снова рисковать. — Шейла зажала рот рукой. — Он постоянно присылал мне фотографии, напоминая о себе. На фотографиях была ты в школе, ты с друзьями. Иногда он даже вкладывал их в рождественские открытки. А потом начал присылать одежду.

— Одежду? Мою одежду?

— Нет, она принадлежала другим людям. Другим женщинам. Она приходила в посылках вместе с фотографиями. Как, например, эта. — Шейла смяла лист бумаги в кулаке. — Я не знала, что делать.

— Мама, эта одежда, где она?

— Я собиралась когда-нибудь… просто собиралась… что-нибудь сделать с этими вещами. Например, анонимно отправить их в полицию. Не знаю. Не знаю, о чем я думала, но они пролежали у меня достаточно долго.

— Ты кому-нибудь рассказывала об этом? Может, адвокату?

Шейла покачала головой. На щеках ее блестели слезы.

— Я постоянно думала, что было бы, если бы я выдала его полиции. Выдала себя. Как могла я держать у себя вещи всех этих пропавших женщин и молчать? Но если бы я так поступила, то люди подумали бы, что ты помогала мне скрывать улики. И не важно, что это было неправдой, все равно все подумали бы, что ты со мной заодно. Вспомни, разве не так было, когда ты работала по делу об изнасиловании? Твой напарник подделывал улики, а все думали, что ты ему в этом помогаешь. Если бы я заявила в полицию, это разрушило бы твою карьеру.

Дарби с большим трудом заговорила:

— Что ты сделала с одеждой?

— Она в коробке, которую я отдаю на благотворительность.

— А фотографии?

— Я их выбросила.

Дарби закрыла лицо руками. И снова увидела лица исчезнувших женщин, десятки лиц на снимках, развешанных на стендах в полицейском участке. Если бы мать не промолчала, эти женщины были бы живы! Понимание этого росло внутри нее, пуская корни все глубже и глубже.

— Я не знала, как быть… — повторила Шейла. — Ведь сделанного не воротишь. Я сто раз думала о том, чтобы пойти в полицию, но мысль о тебе, о том, что он может с тобой сделать, меня останавливала. Для меня ты оказалась важнее всего.

— То место, где ты нашла Мел… — произнесла Дарби.

— Я не помню.

— Постарайся вспомнить.

— Я уже целый день пытаюсь… С той самой минуты, как увидела по телевизору лицо того человека. Но так и не вспомнила. Это было больше двадцати лет назад.

— Ты помнишь, где оставляла машину тем утром? Ты далеко от нее отошла?

— Нет.

— А как насчет координат, что дал тебе Бойль? Они у тебя сохранились?

— Я выбросила их. — Шейла начала тихонько всхлипывать, как будто слова вырывали из нее клещами. — Не нужно меня ненавидеть! Я не могу умереть с мыслью, что ты меня ненавидишь.

Дарби подумала о Мел, закопанной где-то в лесу — там, где ее никто никогда не найдет.

— Ты можешь меня простить? — спросила Шейла. — Можешь хотя бы постараться?

Дарби молчала. Она думала о Мел. Вспоминала их разговор возле шкафчиков, когда Мел уговаривала Дарби простить Стэйси и остаться друзьями. Дарби очень жалела, что не сказала «да». Что так и не простила Стэйси. Может быть, тогда Мел и Стэйси остались бы в тот вечер дома. Может быть, сейчас они были бы живы. Они и все эти женщины.